Я никак не мог припомнить. Ласерда? Что-то знакомое было в этом имени, но сосредоточиться было невозможно. Вокруг нас творились жуткие вещи. Рядом со мной сидела громадная рептилия и глодала женскую шею, по ковру разлилось кровавое месиво — на него невозможно было просто ступить, не то, чтобы ходить по нему… «Закажи туфли для гольфа, — прошептал я. — Иначе мы не выберемся из этого места живыми. Ты. заметил, что эти ящерицы не испытывают никаких затруднений, когда снуют по этой мерзости, — а все потому, что у них на лапах когти».

— Ящерицы? — переспросил он. — Если ты полагаешь, что мы опять влипли, то ли еще будет в лифте.

Адвокат снял свои бразильские темные очки, и я увидел, что он плачет.

— Я только что поднимался наверх, встретиться с тем человеком, Ласердой, — сообщил он. — Я сказал ему, что мы знаем, чего он здесь рыщет. Ласерда заявил, что он — фотограф, но когда я помянул Дикаря Генри… О, это был беспроигрышный ход; он охуел. Я видел это по его глазам. Понял, что мы по его душу.

— А он врубился, что у нас есть магнумы?

— Нет. Но я сказал, что у нас был Винсент Блэк Шэдоу. Он наверняка обосрался от страха.

— Хорошо, — сказал я. — А как с нашей комнатой? И туфлями для гольфа? Мы находимся прямо в центре этого ебаного террариума! И ведь кто-то дает бухло этим чертовым тварям! Еще немного, и они разорвут нас в клочки. Господи, да ты погляди на пол! Ты когда-нибудь видел столько крови? А скольких они уже прикончили?

Я указал пальцем на группу, которая, похоже, на нас глазела. «Срань господня, да ты только посмотри на это быдло вон там! Они нас засекли!».

— Это столик для прессы, — сказал он. — Именно там ты должен удостоверить наши личности и расписаться. Ладно, давай разделаемся с этим дерьмом. Ты займешься ими, а я решаю вопрос с комнатой.

4.

Отвратительная музыка и звук множества дробовиков…

Грубые вибрации субботнего вечера в Вегасе

В конце концов, мы добрались до номера еще до наступления сумерек, и мой адвокат немедленно связался по телефону с бюро обслуживания — заказал четыре клубных сэндвича, четыре креветочных коктейля, кварту рома и девять свежих грейпфрутов. «Витамин С, — объяснил он. — Нам пригодится все, что можем достать».

Я согласился. К тому времени алкоголь начал перебивать кислоту, и мои галлюцинации опустило до терпимого уровня. В чертах официанта из бюро обслуги смутно проскальзывало что-то от облика рептилии, но я уже больше не видел огромных птеродактилей, с грохотом проносящихся по коридорам, покрытым лужами свежей крови. Единственная проблема теперь заключалась в гигантской неоновой вывеске за окном, которая мешала обзору близлежащих гор, — миллионы цветных шариков выписывали в своем беге сложнейшую цепь, странные символы и филиграни, испускающие громкое жужжание…

— Выгляни в окно, — сказал я.

— Зачем?

— Там большая… машина в небе… какая-то электрическая змея… движется прямо на нас.

— Застрели ее, — сказал мой адвокат.

Не сейчас, — отозвался я. — Хочу изучить ее повадки.

Он направился в угол и стал дергать за шнур, чтобы опустить жалюзи. «Слушай, — проговорил он. — Кончай этот базар про змей, пиявок, ящериц и им подобных. Ты меня грузишь».

— Да не волнуйся ты, — сказал я.

— Волнуйся? Господи, да я чуть там в баре не тронулся. Они никогда больше нас туда не пустят, особенно после того, что ты устроил за столиком прессы.

— А что я устроил?

— Ах ты, скотина. Да я оставил тебя всего на три минуты! Ты напугал тех людей до усрачки! Размахивал этой своей чертовой мухобойкой и кричал о рептилиях. Тебе повезло, что я вовремя вернулся. Они уже собирались вызвать полицию. Я сказал, что ты всего лишь пьян, и я отведу тебя в нашу комнату под холодный душ. Черт, да единственная причина, по которой нам дали пропуска прессы, это чтобы от тебя отвязаться.

Он нервно расхаживал по комнате. «Боже, эта сцена просто вывела меня из себя! Я должен что-то принять. Что ты сотворил с мескалином?».

— Саквояж, — ответил я.

Он открыл сумку и съел две пилюли, а я снова завел волынку на магнитофоне. «Пожалуй, тебе следует съесть только одну такую, — сказал он. — Кислота все еще тебя держит»

Я не возражал.

— Мы должны выбраться до темноты на гоночный трек, — сказал я. — Но у нас есть время посмотреть по ящику новости. Давай порежем вот этот грейпфрут и сделаем изящный ромовый пунш, может, кислоту вымоет. А где тачка?

— Мы оставили ее кому-то при парковке. У меня есть квиток в портфеле.

— Какой номер? Я позвоню им сказать, чтобы они вымыли ублюдка, отдраили его до блеска.

— Хорошая идея, — сказал он, но не смог найти квиток.

— Ну, вот все и ебнулось, — сказал я. — Мы никогда не убедим их отдать машину, если не предъявим доказательства, что она наша.

Он маленько поразмыслил, взял телефон и попросил соединить его с гаражом.

«Это Доктор Гонзо из восемьсот пятидесятого, — сказал он. — Похоже, я потерял свой парковочный талон на тот красный Шевро с открытым верхом, что я вам оставил, но я хочу, чтобы машина была вымыта и готова через полчаса. Можете мне выслать дубликат талона?… Что… А?.. Да, прекрасно». Он повесил трубку и потянулся за трубочкой гаша. «Никаких проблем, — заметил он. — Этот человек запомнил мое лицо».

— Это хорошо, — откликнулся я. — Они, наверное, приготовили специально для нас большую сеть и ждут, когда ы появимся..

Его передернуло: «Как твой адвокат я советую тебе обо мне не беспокоиться» o По ящику в Новостях передавали о Вторжении в Лаос — картинки кошмарного бедствия: взрывы и разрушенные дома, падающие самолеты, беженцы, спасающиеся от террора, генералы Пентагона, лопочущие несусветную ложь. «Выключи это дерьмо на хер! — завопил мой адвокат. — Давай выбираться отсюда!».

Умное решение. Прошло всего ничего, мы забрали машину, и не успел я взять ситуацию под контроль, как мой адвокат впал в наркопрострацию и помчался на красный свет по Главной Улице. Я перетащил его на заднее сидение и сам сел за руль… чувствуя себя превосходно, в высшей степени собранно. В проезжающих мимо нас машинах я видел болтающих между собой людей и захотел разобрать, что они говорят. Все они. Однако переносной микрофон лежал в багажнике. Ну и пусть себе лежит. Лас-Вегас не тот город, в котором ты можешь спокойно ехать по Главной Улице, наставляя на людей прибор, похожий на базуку

— Включить радио. Включить магнитофон. Смотреть вперед на заходящее солнце. Опустить все окна, чтобы лучше вкусить прохладный ветер из пустыни. Вот это я понимаю. То, что доктор прописал. Полный контроль. В субботний вечер в Лас-Вегасе катят себе в удовольствие по главной трассе два клевых парня в ярко-красном, яблочного цвета Щевро… обкуренные, закинутые, обдолбанные… Хорошие люди.

Боже мой! А это что за ужасная музыка?

«Боевая Песнь Лейтенанта Кэлли»:

«… мы продолжали двигаться вперед… когда я достиг своей последней базы, в той стране, лежащей за солнцем, Верховный спросил меня…».

(О чем он Тебя спросил, Расти? ) «… Сражался ли ты или бежал?».

(и что ты ему ответил, Расти? ) «… Мы ответили на их ружейный огонь всем, что у нас было…».

Нет! Мне почудилось! Это все наркотик. Взглянул украдкой на адвоката, но он уставился прямо в небо, и я понял, что его мозг уже достиг той последней базы, что лежит за солнцем. «Слава богу, что он не слышал музыки», — думал я. С ним бы случился припадок расистского безумия.

К счастью, песня кончилась. Но мое настроение было вконец испорчено… а тут ещЈ наступил приход от злодейского кактусового сока, погрузивший меня в состояние первобытного страха… Мы неожиданно подъехали к повороту на «Стрелковый Клуб Минт». «Одна миля» — гласил знак. Впрочем, еще за милю с гаком я мог слышать похрюкивающий рев двух цилиндровых мотоциклетных моторов, рокочущий вдали… а затем, подобравшись еще ближе, я услышал другой звук.

Дробовики! Никаких сомнений в тупом, глухом звуке этих выстрелов.